В хате моего деда радио
висело на белой стене. Сколько помню себя, столько помню и то радио.
Можно было сидеть за столом, на деревянной канапе с резной спинкой,
смотреть в окно и слушать радио. То деревенское радио мне всегда
нравилось. Корпус деревянный и лакированный, круглое, похожее на
иллюминатор отверстие, за которым прятался динамик, затягивала
шелковистая ткань золотого цвета. Обрамляло отверстие ажурное
металлическое кольцо, справа — рифленая черненькая рукоятка.
Поворачиваешь ее к стене — радио говорит громче, на себя — тише и совсем
замолкает... Но то вишневое радио почти никогда не замолкало. Его
просто не выключали.
В городской квартире родителей
радиоприемник стоял на холодильнике и сейчас стоит там же. Он, как и
положено всему городскому, был модный, пластмассовый, угловатый. Если в
деревне радио вдруг выключалось и замолкало, то дед переживал.
Постукивал пальцем по корпусу. Снимал с гвоздика и тихонько встряхивал.
Крутил туда–сюда ручку громкости. Молчание радио обычно связывалось с
погодой, с грозой, сильным ветром, снегом, налипшим на провода и
оборвавшим их. Не помню, чтобы сам тот приемник хоть раз ломался. Он был
надежным, как топор, коса, лопата. Служил верой и правдой.
Оно
и понятно, то привычное уважение, с которым люди относились к радио.
Ведь оно самым первым приносило новости, рассказывало о погоде на
завтра, передавало сигналы точного времени. Знать точное время — всегда
важно, так ведь? Пока придет почтальон с сумкой на плече, пока отдаст
газету, так радио уже все расскажет.
В деревне летом просыпались до гимна и засыпали под его звучание. И я собирался по грибы под гимн, звучащий на всю хату.
Но
главное, самое важное совсем не это. Главное, что радио говорило
по–белорусски. Почему говорило? Оно и продолжает говорить, причем на
добротном и грамотном языке. Очень хорошо! Мне нравилось слушать
«калыханкi», длинные спектакли с белорусскими артистами, концерты по
заявкам слушателей. А еще с интересом слушал передачу «Дарослым пра
дзяцей», была раньше и такая. Родители уходили на работу, а я сидел за
столом, делал уроки и слушал, как меня надо воспитывать. Как и о чем со
мной надо разговаривать, чтобы я вырос хорошим. Иногда я даже советы
взрослым подкидывал, услышанные по радио. Еще помню программы о религии,
которые уверенным голосом вел мужчина. С придыханием, веско, как нечто
неопровержимое, он говорил, что Бога нет. Что все священники —
обманщики, а церковь — пережиток прошлого. Ведущий, чтобы выглядеть еще
более убедительным, приглашал к микрофону бывших священников. Разбирал
вместе с учеными из Академии наук разные таинства, высмеивая
человеческую глупость и доверчивость. Прошло не так уж много лет — и
совсем другие слова зазвучали из динамиков. Интересно, что произносил их
тот же невидимый ведущий, тем же уверенным голосом. Чудны дела твои,
Господи!
Интересно... Сегодня существуют мобильные телефоны,
высокоскоростной интернет, айфоны, ноутбуки, телевидение. Информация
поступает от очевидцев и передается мгновенно, в колоссальных объемах.
Казалось бы, научный прогресс должен стереть радиоточку. Но радио живет и
разговаривает. У меня на кухне черный японский приемник, который может
принимать сотни станций FM–диапазона, но он давно установлен на
белорусский канал «Культура». Я, как и в детстве, слушаю спектакли,
многим из которых по 50 лет, песни, стихи и книги, которые читают
знакомые белорусские артисты, слушаю голоса друзей... Утром радио
обращается ко мне: «Добрай ранiцы. Гаворыць Мiнск!»
