В последнее время белорусская дачная жизнь претерпела существенные
изменения. И не столько в хозяйственно-практическом плане, сколько в
ментальном — что, впрочем, неизбежно влечет перестройку и материального
базиса. Все чаще наши традиционные 6 — а у кого и 4! — соток отрывают
прямо от своего сердца кусочек землицы под газон, зону отдыха, баньку...
Что можно назвать настоящим переворотом в местном общественном
сознании.
Поскольку лет 30 — 40 назад белорусский дачный
ландшафтный дизайн предполагал только наличие неширокой дорожки, ведущей
к домику, и лабиринт узеньких, в один след, «разорок» между огородными
грядками. Дачный отдых полностью соответствовал знаменитому тезису
классиков марксизма–ленинизма, гласившему: лучший отдых — перемена вида
деятельности. То есть потрудился возле станка или кульмана, дальше тяпку
в руки — и на дачу, сорняки искоренять. Затем жуков с «бульбовника»
собирать. Потом паданки под яблоней. К вечеру помидоры подкормить. И
когда в глазах станет темно не только оттого, что ночь наступила, но и
от отдыха, останется наспех умыться, упасть на привезенный из города
старый диван с выпирающими пружинами и на счет «раз» провалиться в
крепкий, здоровый — а все потому, что хорошо отдохнули! — сон.
Большинство иного варианта дачной жизни и не представляло. Даже
академики, даже министры, даже секретари обкомов партии и председатели
облисполкомов не забывали чеснок под зиму посадить и вовремя машину
навоза из ближайшего колхоза привезти себе на участок. Какое неописуемое
счастье, когда на краю твоего участка, рядом с дорогой, гордо темнеет
залог будущего невиданного урожая — навозный «монблан»! Вот только потом
сосед, не исключено, тоже профессор или директор, зайдет и заискивающе
так ведерко добра попросит — под огурчики надо бы чуть–чуть...
Нравы московские от наших, белорусских, отличались всегда. Уже с
первых лет советской власти новая российская элита — политическая,
научная, культурно–художественная — быстро осваивала замашки и привычки
свергнутых буржуев. Может быть, поместья они и не возводили, но
определенную социальную исключительность и закрытость начали
практиковать сразу же. И без прислуги на даче не обходились. Грядками
сильно не увлекались. Все больше чаевничали на террасах, спектакли
самодеятельные ставили... Да! Еще в теннис играли. Почти, как в пьесах
Антон Палыча Чехова. Помню, в детстве, когда приезжала на каникулы к
бабушке — красивейшие места, нынешний Припятский заповедник, — с
любопытством слушала и рассматривала московских отдыхающих, почти каждое
лето выбиравшихся на отдых к родителям моей подружки. И вот одна
пожилая дама примерно бабушкиного возраста, но не в ситцевом платочке, а
в летней шляпке, рассказывала нам, аборигенским детям, как она когда–то
на даче играла в теннис с кем–то из довоенных знаменитостей. А в
довершение москвичка испекла торт «Наполеон» (я его видела!). Что на
фоне привычных бабушкиных вареников с черникой тоже весьма впечатлило.
—
В первые годы советской власти слово «дачники» не упоминалось, —
рассказывает наш знаток белорусской старины, глубокой и не очень,
этнограф и фольклорист Елена Довнар–Запольская. Ее отец, Михаил Иванович
Пахомов, по воле случая оказался среди пионеров белорусского дачного
движения. — Затем дачи появились у крупного начальства, членов
творческих союзов. Остальные — трудящиеся массы — могли снимать (кому
позволяли средства) комнату или две в крестьянском доме близ города. На
дачу, правда, выезжали организованно детские сады — традиция не
нарушалась и в послевоенное время. А вот личные дачи, с участком земли и
домиком, у обычных граждан появились позднее.
В начале лета
1956 года газета «Известия», печатавшаяся тогда тиражом в несколько
миллионов экземпляров, сделала «великий почин»: предложила в масштабах
страны заняться коллективным садоводством. Статья вышла с заголовком на
всю первую полосу — «Цвести садам». И по всему бывшему СССР как грибы
после дождя стали создаваться коллективные садоводческие товарищества.
Не осталось в стороне от такого интересного начинания и Белорусское
радио. В августе 1956 года на общем собрании было принято решение
образовать садоводческое товарищество «Радист», председателем правления
которого стал мой папа. Записались в садоводы аж 115 человек, включая
артистов, работавших дикторами: Шатило, Скачковская, Кравцов, Зайчик,
Овчинникова.
Многие имели представление о садоводстве весьма
призрачное: яблоки и груши «росли» у них на рынке. Проблемы начались
сразу. Сначала долго искали подходящую землю для участков. Нашли. А
дальше нужно было работать. Тут неискушенный народ испугался: из 115
человек сотрудников Белорусского радио осталось всего 17.
—
Признаюсь, среди отказников того кооператива в Волковичах оказалась и
моя мама, только начавшая работать в радиокомитете. Видимо, молодым и в
те времена не очень хотелось с землей возиться.
— Хочется не
хочется, а земля–то отмерена. Стали искать компаньонов. Пришла делегация
из 15–го стройтреста: «Примите. У нас есть экскаватор, трактор...»
Приняли.
— Со стройматериалами у работников радио, видимо,
было туго в отличие от строителей.
— Слово «купить» почти не
употреблялось. Все нужно было «доставать». А на весь Минск один магазин
стройматериалов — в Курасовщине. И тащили сотрудники радио, как грачи
для гнезда, каждую доску, то какие–то остатки от ящиков, то еще чего...
Подобно чеховским героям, в белых чесучовых костюмах не ходили: на дачу
свозилось старье, и некоторые дачники по одежке напоминали просто
пугало.
Необыкновенно ярким зрелищем становились летние общие
собрания членов товарищества. Собирались на лужайке у водокачки рядом с
доской объявлений. Жара, потому большинство мужского народа в синих
«семейных» трусах, а на головах — соломенные шляпы. Члены правления, как
в президиуме, — в брюках и рубашках. Эмоциональные выступления, споры,
для детей, сидевших тут же на корточках, — яркий спектакль. Радовались
каждому выросшему огурцу, каждой зацветшей молодой яблоньке... Вспоминаю
наш участок по весне: все в тюльпанах. Еще в 60–е годы сажали
деликатесы: цветную капусту, спаржевую фасоль, базилик и кинзу,
всевозможные виды салатов и лука — даже «французские», золотистую
черешню, персиковую сливу.
— Идиллия.
— Идиллия...
Которая очень быстро закончилась. Началось такое, чего никто и
предположить не мог: всем дачникам, занимавшим мало–мальски значительные
посты, предложили написать заявление об уходе из товарищества. Сроку
давали 3 дня — или партбилет на стол. Постановлением Совета Министров
БССР вместо 12 соток оставляли только 6, домик не должен был превышать
20 квадратных метров, без печки. Резолюции шли одна за другой: высота
строения от фундамента до конька крыши строго контролировалась. Почти
каждый месяц приезжали с проверкой комиссии, если получалось чуть выше,
то крышу разбирали. Геннадий Ильич Лазюк, доктор медицинских наук,
профессор, самолично разбирал крышу, которая по замерам комиссии
оказалась на 7 сантиметров выше положенного. Строительство домиков
дозволялось только из «недефицитных» материалов, а к дефицитным
относились кирпич, вагонка, шифер, цемент... Но как сделать фундамент
без цемента?! Веранду, а она входила в общий метраж, нельзя застеклить. И
в довершение всего — домик не подлежал ремонту!
— Какой
замечательный театр абсурда! Если в нем не участвуешь...
—
Если что протечет или сломается, починить — ни–ни. Пусть гниет и ветшает
на корню. Каждый член товарищества хранил как зеницу ока чеки и
накладные на покупку стройматериалов. Каждый месяц представлялась
справка в райисполком, а то вдруг за месяц, как в сказке, дворец
вырастет! И это все в одной «отдельно взятой» республике большого СССР. В
России, на Украине дачных ограничений не существовало: можешь — строй
красивый домик, хоть с русской печкой и лежанкой, хоть с французской
террасой.
— Грустная история.
— Вообще гонения
создавались большие, вспоминать не хочется, только разве «сверху дустом
не пробовали». Стал народ отдавать свои, уже с домиками и яблоньками,
шесть соток. А в Москве шутили: «В Белоруссии хотят на неделю раньше
коммунизм построить». Потом, правда, выяснилось, что многие чиновники,
притеснявшие садоводов и сами проживавшие на госдачах, держали свои
«маентки» в подполье: на другую работу переведут или на пенсию выйдешь —
пригодится... А в садоводческом товариществе «Радист» дворцов а–ля
Мирский замок сроду не было.
— Какой контингент подбирался в
кооперативе?
— Я бы сказала, разношерстный. Напротив нас
обосновался министр культуры Минкович, рядом завотделом торговли
Совмина, дальше бульдозерист, за ним начальник управления треста
общественного питания и директор ювелирторга, потом бригадир каменщиков —
заслуженный строитель, — и, наконец, собственный корреспондент газеты
«Известия». Министр культуры оказался в кооперативе, поскольку его жена
Бронислава Петровна работала на радио выпускающим редактором. Кстати, и
совминовский начальник попал в «Радист» благодаря своей супруге —
известному белорусскому диктору Нелле Овчинниковой. Возможно, никто не
поверит сейчас, но отношения складывались на редкость демократичные.
Михаил Александрович Минкович вечером перед отъездом непременно обходил
соседей, предлагая подвезти на своем стареньком «Москвиче». Так
полагалось. И это было нормально и правильно. На дачах ценилось умение
работать с землей, делать прививки новых сортов. Поэтому мой отец привил
деревья чуть ли не всему направлению Минск — Столбцы, рука у него была
легкая. Звания, должности и регалии оставались за пределами земельных
наделов, громко именуемых тогда дачами. Сегодня одним из немногих
свидетелей тех времен осталась наша старая яблоня «белый налив»,
когда–то подаренная отцу самим Якубом Коласом. В прошлом году на ней
созрели яблоки, надеемся на новый урожай...
Фото
из семейного архива Е.Довнар-Запольской.
Сообщает нам СМИ Портала Беларусь Сегодня:
SB.BY
