Люди и время глазами Леонида ЕКЕЛЯ
Все пережитое человеком становится прошлым. Но далеко не все прошлое
остается в памяти. Человеческая жизнь - это нескончаемая стройка. Только
у одних она - кое-как сляпанный особнячок. А у других - чудная
многоэтажка, в окна которой всегда заглядывает солнце. Вот эти
отдельные, очень нужные (так и хочется сказать "золотые") кирпичики и
оседают в нашей памяти. Без них бы стройка никогда не состоялась.
-
Нас было четверо. Парень лет двадцати пяти, который, по его словам, все
прошел и все попробовал (в том числе и тюрьму); мой одногодок из
Брестского района, такой же наивный, романтик, как и я, и девушка. Как
потом оказалось, бежавшая от преследований за тунеядство. Через двое
суток из Бреста, где нам выдали комсомольские путевки, мы добрались до
Архангельска. Нас встретили земляки и повели к коменданту.
"Опять
вербованные?! - мрачного вида женщина в затрапезном ватнике беззлобно
обложила нас матом. - Берите матрасы! Одеяла и подушки выдам завтра.
Жить пока что будете в пятом бараке. Потом переселим в вагоны. Проводите
их, хлопцы!"
Шел я по дощатому тротуару, под которым хлюпало
болото и черная жижа фонтанировала через щели, и пытался проглотить
комок обиды от больно стебанувшего слова "вербованные". Я убеждал себя,
что человек просто не в настроении, что все нормально. Но... Потом еще
неделю обивали мы пороги стройтреста, пока наконец не выдали нам по 15
рублей аванса и не направили учениками в бригаду каменщиков. А строили
мы мореходное училище. Пронизывал до костей лютый ветер с Северной
Двины. Когда трещал мороз за минус 40, лопнула теплосистема и наш
дом-вагончик превратился в морозильную камеру. Спали в шапках-ушанках,
ватных брюках и телогрейках... Все довелось испытать: и холод, и голод, и
с подлостью столкнуться не раз. Но не это главное. Это так, к слову.
Какие замечательные люди были в бригаде! И с какой теплотой вспоминались
потом и холодные зимние дни, и чудесные белые летние ночи.
С
той давней осени 1965 года минуло без малого 45 лет. Если бы произошло
чудо и я опять очутился на пороге юности - все было бы так, как и было.
Что-то очень важное выпало бы из моей жизни, не будь той стройки в
Архангельске на набережной Северной Двины...
В глубоких, проницательных глазах моего собеседника Николая
Захаровича Ашейчика, генерального директора ОАО "Стройтрест № 3 ордена
Октябрьской революции" неподдельный интерес. Видно, мой рассказ что-то
затронул в его душе. Я подумал, что на искренность Николай Захарович
ответит искренностью. И не ошибся.
- Река Волма, впадая в
Свислочь, образует излучину. Вот на этом пятачке за Волмой и Свислочью и
стояла моя родная деревня Уголец. Это Пуховичский район. Дом наш в
центре деревни, на большаке, где и стоял партизанский пост. И к нам
частенько наведывались партизаны. А на другом берегу Свислочи - немцы.
Устраивая на партизан облаву, они врывались в наше село. Люди прятались в
лесной глуши и на болотах. Если каратели на кого-то там натыкались,
расстреливали на месте. Отец мой родом из соседнего Червенского района.
Он уводил семью прятаться в свои леса, и, может быть, это спасло нас от
гибели. Но и там она была рядом. Однажды после очередной отсидки в
лесной глуши взрослые решили послать на разведку моего брата Васю и
соседского мальчишку чуть постарше. Полагали, что детей немцы не тронут.
Их взяли на лесной дороге. "Вася, не беги! Застрелят! - предупредил
моего брата сосед, а сам рванул в сосняк. Автоматная очередь уложила его
на землю. А брата немцы бросили в концлагерь в Марьиной Горке...
В
1942 году немцы дотла сожгли нашу деревню. Даже колодезных срубов не
осталось. Мне тогда было всего два года. Я с пацанами бегал вокруг
пепелища. По краям пепел остыл, а в середине под золой тлели угли. Но
откуда несмышленышам было знать об этом? Вот и занесла меня нелегкая на
середину. Ступни ног мгновенно вздулись волдырями. Конечно, обо всем
этом мне рассказывали родители. Что им делать? Как меня спасти?
Доставить меня в Марьину Горку? Схватят и расстреляют. Либо немцы, либо
свои... К счастью, кто-то мудрый посоветовал родителям посыпать ожоги
пеплом вороньего пера. Средство оказалось действенным. Спасли мои
ноги...
За бывшей усадьбой рос огромный дуб. Под ним и ютилась
наша семья. Там отец выкопал землянку, где мы и жили, пока он не
вернулся с фронта.
На войне отец был сапером. Дошел до
Берлина. Наводил мосты и переправы под непрерывным огнем противника.
Саперов безжалостно бросали в кромешный ад... Солдат Захар Васильевич
Ашейчик чудом выжил. Вернулся домой живым и здоровым. Как мы радовались!
Какое же это было счастье!
Не успела еще просохнуть
гимнастерка, выбеленная солдатским потом, как отец пошел в лес
заготавливать бревна под сруб. У отца были золотые руки. Он мог срубить
дом, да не лишь бы какой, а с "чистым углом". Умел отменно сделать и
телегу, и сани. Смастерить и бочку, и кадку, и все, что потребуется в
хозяйстве. Дерево отец чувствовал и понимал, как живое существо.
Быть
строителем - это у меня от отца. Заложено во мне, как говорится, на
генном уровне. У мамы Меланьи Никифоровны я учился великому терпению,
умению любить жизнь и людей. Мама росла сиротой. Ее воспитывал дед,
бывший кавалерист. За личную храбрость имел Георгиевский крест. Когда у
него забирали лошадь в колхоз, плакал как ребенок...
Никакое
горе, никакие беды не могли сломать мою маму. А их было превеликое
множество. Мама родила двух девочек и троих мальчиков: Васю, Гришу и
Колю. И все трое умерли. Родила еще троих. И назвала в такой же
последовательности: Вася, Гриша, Коля. И вот мне, самому младшему в
семье, уже скоро 70 лет...
Под начальную школу в нашем селе
отвели обычную хату. Глинобитный пол, печка. Ни парт, ни скамеек. Идет
ученик в школу и несет в одной руке тетрадку или учебник, а в другой -
полено. Сидели на полу. Печку натапливали как следует, а пол - леденее
льда. И ничего, даже не болели. Дома зимними вечерами уроки делали при
свете лучины. Отец столярничает, мама за прялкой, а мы с братом,
примостившись за столом, корпим кто над учебником, кто над тетрадкой.
Тихо потрескивает лучина. В хате тепло. Печка, сработанная отцовскими
руками, греет что надо. А за окном беснуется вьюга.
После
семилетки поступил я в Минский архитектурно-строительный техникум. А
когда окончил его, в апреле 1961 года был распределен на Всесоюзную
ударную стройку в Солигорск. Строил калийный комбинат, строил город,
строил свою судьбу. Нет на свете выше звания, чем быть созидателем...
У
Николая Захаровича Ашейчика судьба уникальная. 32 года руководить
знаменитым на всю страну, да и за ее пределами, трестом и всегда быть на
высоте - таких примеров, пожалуй, и не сыскать. Откуда черпает он силы?
Как удается ему победить, когда, казалось бы, нет для этого шансов?
Почему он спокойно смотрит в завтрашний день? Прежде всего ему дарован
талант строителя и руководителя. У него огромный профессиональный опыт и
такая же отвага. Да, надо быть очень отважным человеком, чтобы отвечать
за все дела, которые выполняют в тресте четыре с половиной тысячи
человек. Отвечать за все - это не тяжкий крест, а скорее привилегия.
Ответственность - непосильная ноша для слабаков. Для тех, кого в
руководство вывела извилистая дорожка. У Николая Захаровича совесть
чиста. Он никому не перешел дорогу, никого не подставил, не совершил
предательства.
Каждый строитель для него - свой, родной
человек. И как главу семьи больше всего беспокоит, как сберечь в ней
мир, согласие и счастье, так и Николая Захаровича гложет тревога, как
сохранить коллектив. Как обеспечить людям достойную жизнь. Как разбудить
у рабочего человека созидательную силу, а душу его наполнить духовной
жизнью. И все это осуществляется.
У Николая Захаровича,
несомненно, есть дар предвидения. Что позволяет ему правильно определить
и тактику, и стратегию. Когда в начале 70-х годов над стройтрестом
сгустились тучи - не стало серьезных заказов, - освоили сельское
строительство. Но то, что случилось однажды, может повториться вновь. В
стройтресте вводится продуманная до мелочей система высокого качества.
Причем это не кампания, а стиль жизни коллектива. Николай Захарович
любит повторять слова академика С.Королева. Звучат они, как афоризм:
если вы сделали много, но плохо, все скоро забудут, что вы сделали
много, но долго будут помнить, что сделали плохо. Если вы сделали мало,
но хорошо, то все забудут, что вы сделали мало, но будут помнить, что
сделали хорошо. Делать много и хорошо - это визитная карточка
стройтреста.
И когда через 20 лет над ними опять сгустились
тучи кризиса, они сумели завоевать строительные рынки и в столице, и в
областных центрах, и в России. Качество побеждает всех.
Николай
Захарович по своим делам, поступкам, складу ума - человек глубоко
государственный. Он умеет смотреть вперед. У него продумана программа,
как изменить систему высшего образования, где готовят строителей,
архитекторов. У него есть мечта о строительстве на Минщине
города-спутника, куда из столицы можно вынести предприятия переработки
сельхозпродукции. Только вот не достучаться с этими проектами до
некоторых чиновников... Их это не волнует.
А Николая
Захаровича Ашейчика, награжденного за доблестный труд двумя орденами
Трудового Красного Знамени, орденом Почета, орденом Отечества, лауреата
Государственной премии Совета Министров СССР, заслуженного строителя,
почетного гражданина Солигорска, волнует. И очень.
Сообщает нам СМИ Портала Беларусь Сегодня:
SB.BY
