В армии много мужчин и очень мало женщин. В сегодняшней школе,
наоборот, учителей–женщин очень много, а мужчин — единицы. Я хочу
рассказать об учителе биологии, своем приятеле и товарище. Дети
называли его Александр Казимирович, а за глаза: Географ, Биолог,
Ботаник... Дети есть дети, что с них возьмешь. Я называл его Саша.
Стояли
последние дни августа. Мы встретились с ним на проспекте и
разговаривали о прошедшем лете и осени, которая наступит через пару
дней. Школьный учитель выглядел нарядно: в светлом костюме — пришел с
собрания, побрит и немного напряжен. На мой вопрос он передернул
плечами, прижал локтем папку и признался: хоть и работает в школе «сто
лет», а к 1 сентября привыкнуть не может. Каждый раз все начинается
сначала...
Мы выпили кофе под зонтиками летнего кафе,
покурили и пошли по проспекту в сторону площади Якуба Коласа. Я
поделился с ним забавным наблюдением, сказав, что первыми в школу
пойдут гладиолусы. Мой приятель задумался, затем улыбнулся, видимо,
вспомнил и своих учеников, и первоклассников, и букеты, с которыми они
приходят в школу 1 сентября.
Пока шли к площади, мой приятель
много раз здоровался. Иногда кивком головы, иногда за руку. Несложно
догадаться, что своего учителя приветствовали ученики. После каждой
такой встречи Саша пояснял: вот эта мама с ребенком окончила школу в
1998–м, вот этот молодой человек — в 2005–м, а та девушка в шортах и
майке совсем недавно — в 2007–м...
Я не знаю человека,
прочитавшего столько книг, как обычный школьный учитель биологии
Александр Казимирович. Мало того что все книги он читал системно, так о
каждой из них и о каждом авторе имел свое мнение. Чаще всего мы и
разговаривали о книгах. Согласитесь, сегодня найдется не так уж много
людей, с которыми можно беседовать о литературе, религии, науке на
протяжении многих лет. Как–то горячо заспорили о Варламе Шаламове и его
рассказах. Саша сказал, что у него есть журнал с письмами Шаламова и
мне тот журнал надо обязательно прочесть. На слове «обязательно» был
сделан акцент. Несколько месяцев мы не пересекались. Потом наконец
встретились. На улице шел дождь. Зашли в кафе. Саша открыл свою кожаную
папку, с которой практически не расставался, вытащил два пожелтевших
журнала и положил на стол. Он носил те журналы несколько месяцев. Он
помнил о своем обещании. Но греет не только это. Трогает Сашина
убежденность в том, что я обязательно должен прочитать те письма, что
они мне помогут и подскажут...
Он знал имена всех цветов и
названия деревьев. Со своими учениками разбил у школы клумбы. Ухаживал
за растениями, многие из которых были редкими. Однажды он возмутился и
выругался, что случалось нечасто: кто–то выкопал ночью цветы на
школьных клумбах. Потом учитель вместе с детьми цветы посадил снова. И
даже похвалился, что все до единого прижились и цветут. Пригласил меня
прийти в школу и выступить перед учениками его класса. Я отнекивался,
говорил, что мне, собственно, и сказать детям нечего. Он меня убедил:
надо прийти. Договорились.
Но в начале ноября прошлого года
Александр Казимирович Карпейчик умер. Ему было только 49 лет. Инсульт.
Тромб. Похороны. Холодно. Дождь. Двор в микрорайоне. Школьники с
букетами...
Выяснилось, что за все годы работы учителем, а
это двадцать лет, Саша ни разу не был на больничном. Не пропустил ни
одного урока...
1 сентября куплю букет белых гладиолусов для школьного учителя Александра Казимировича Карпейчика.