Пишу с надеждой, что опираясь на
Ваш и Вашей газеты авторитет, Вы сможете помочь нам сдвинуть с мертвой
точки решение давно назревшей проблемы. Не сегодня и даже не вчера
появилась идея об организации белорусской республиканской общественной
организации «Дети войны», в которую входили бы люди, на чьи хрупкие
детские плечи когда–то всей своей жестокой тяжестью обрушилась Великая
Отечественная война. Нередко возникает вопрос: почему фактически забыто и
потеряно целое поколение — поколение детей солдат, одержавших победу,
солдат, отдавших свои жизни в борьбе с фашизмом, солдат, которыми
гордится народ, но чьи сыновья и дочери стали послевоенными скитальцами и
мучениками? Моя судьба типична для того времени. Отец погиб под Москвой
в 1941–м: как рассказал очевидец, он предпочел смерть вражескому плену.
Сначала нам, его детям, пришлось познать все ужасы оккупационного
режима, набеги фашистских карателей, поскольку в 1942 — 1943 годах мы
жили в партизанской зоне. Помню, когда увидел возле своего дома отряд
гитлеровцев, а играл я на другом конце деревни, бросился бежать с криком
«мама!», но ноги отказали, и до дома я уже полз на коленках... В тот
раз мы уцелели, правда, не все. Расстреляли четыре семьи. Среди соседей
Хрущевых были и мои друзья–сверстники...
Затем жизнь в лесу,
облава. Меня и младшую сестру мама зарыла в мох на островке в болоте,
наказав нам искать тетю в другой деревне, если останемся живы, а сама
готовилась погибать. На наше счастье, немцы и полицаи не захотели лезть в
болото.
Потом, осенью 1943 года, вывоз под конвоем в
Германию, побег из колонны всей семьей на привале. Восемь месяцев
скитались по прифронтовой зоне: голод, холод, всевозможные болезни,
страх, издевательства... При воспоминании сердце кровью обливается. Уже
тогда, в детстве, было потеряно здоровье, и вся дальнейшая жизнь прошла
«на таблетках».
В июне 1944–го — освобождение. Возвратились на
родину в Дрибинский район. Что там увидели? Ни кола, ни двора — одно
пепелище. Мама, получив похоронки на нашего отца и нашего старшего
брата, слегла. Остались мы четверо, от 7 до 15 лет, беспризорными.
Старший брат работал в колхозе, а остальные пошли в люди, или, как тогда
говорили, в старцы. До сих пор в ушах звучит: «Старец идет!» А старцу
всего–то 7 — 9 лет. И теперь, по прошествии стольких лет, мне просто
больно что–нибудь у кого–нибудь просить. Даже заявление написать, где
есть слово «прошу»...
Уже давно приходила в голову мысль об
обществе «Дети войны». Но плохое здоровье, депрессии не давали
возможности взяться за дело. И вот когда прочитал в газете, что в
соседней России детьми войны заинтересовались — инициатором выступил
Всероссийский женский союз «Надежда России», затеплилась надежда: может,
и у нас найдется общественное объединение, готовое вооружиться этой
гуманной идеей? Надеюсь на других, потому что сами дети войны — уже
очень пожилые и в основном слабые здоровьем люди.
Хочу
подчеркнуть: я не ставлю никаких меркантильных целей. Но мне
представляется ханжеством высказываться о почитании памяти тех, кто
отдал жизнь за Родину, за Победу, если нет достойного места в истории
детям этих героев. Мы — а в этом письме я выражаю мнение своих друзей и
знакомых такого же возраста — считаем:
* назрела необходимость
создания белорусской республиканской общественной организации «Дети
войны», которая стала бы связующим звеном между поколением детей войны
Великой Отечественной и государством;
* необходимо принять
закон об общегосударственном статусе детей войны, который определил бы
законное место этого поколения в истории.
Мы просим газету по
мере возможности принять участие в информационном обеспечении создания
движения «Дети войны», помочь сделать так, чтобы наши пожелания и
предложения дошли до широкой общественности, руководства страны и,
конечно, до наших сверстников, особенно тех, по ком война ударила
особенно жестоко.